«Ты помнишь, как все начиналось? Всё было впервые и вновь…» – уже которое десятилетие распевает изрядно подобревший Андрей Макаревич слова своего бессмертного хита 70-х. Мы же не будем пока пить до дна за тех, кто в море (с большим удовольствием сделаем это летом в день Военно-морского флота России), а попытаемся вспомнить, с чего начинался террор в нашем городе и на земле Кубанской…

     К концу XIX в. деятельность органов политического розыска Кубани, в лице Кубанского областного жандармского управления, осуществлялась в достаточно спокойном, стабильном режиме, но, естественно, чины жандармско-полицейского ведомства беззаботно себя не чувствовали, поскольку в различных губерниях Европейской части России и обеих столицах уже незримо витала тень террористической угрозы. Через несколько лет она воплотилась в жизнь и волна революционно-уголовного террора накрыла всю Российскую империю – от Польши до Дальнего Востока и от Финляндии до Кубани. Хлынула людская кровь невинно убиенных как вода из прорванного трубопровода...
     Начало ХХ в. на Кубани ознаменовалось объединением различных марксистских кружков в «Группу кубанских рабочих» в Екатеринодаре и в «Новороссийский социал-демократический рабочий союз» на Черноморском побережье, которые стали распространять листовки с воззваниями к свержению монархии. Отношение к ним отражало перемены в общественном сознании: если вначале многие кубанцы считали, что это «антихристовы послания», то постепенно революционные воззвания стали вызывать интерес у простых обывателей. А тут подоспело и, так называемое, «Кровавое воскресенье» 9 января 1905 г. в Петербурге. Это событие оказало решающее влияние на оперативную обстановку в Кубанской области и Черноморской губернии.
     Надо сказать, что эпидемией террора окраины Российской империи были охвачены, быть может, даже больше, чем центральные области. Особенно это было заметно на Кавказе после обнародования Манифеста 17 октября 1905 г. «Об усовершенствовании государственного порядка», подписанного императором Николаем II. Современник вспоминал, что «представители царской администрации на местах оказались не в состоянии удержать под контролем ухудшающуюся ситуацию на Кавказе, где открыто распространялись экстремистские листовки и брошюры, ежедневно происходили массовые антиправительственные митинги. Вооруженный человек на улице стал явлением обычным, и царские власти были бессильны перед боевыми организациями, члены которых даже не пытались скрыть свою личность или род занятий; грабежи, вымогательства и убийства происходили чаще, чем дорожные происшествия». Что-то вам это напоминает?
Кубанские власти были крайне обеспокоены тем, что духом неповиновения проникались самые различные слои общества. Кубанское областное жандармское управление было загружено дознаниями в отношении различных по сословию лиц, ругавших императора, министров, Бога и Государственную Думу. Ранее в присутствии портрета императора Николая II почтительно снимали шапки и становились навытяжку, вынимая руки из карманов штанов, а когда, бывало, выпивали, то первый тост обязательно провозглашали «За здоровье Государя Императора!». Теперь же ситуация кардинально изменилась. В этой связи характерным является секретное донесение, полученное начальником Кубанского жандармского управления полковником М.И. Ворониным от своего помощника в Черноморской губернии, руководителя Новороссийского жандармского пункта подполковника Н.А. Бураго о том, что крестьянин А.И. Зимин заявил об имевшем место случае в доме новороссийца М.И. Крупенина. Последний, будучи в состоянии сильного алкогольного опьянения, «подойдя к висевшей на стенке картине, на которой изображен  Государь Император и  Его Августейшее семейство, произнес слова: „Ё... твою мать, весишь?” и ударил кулаком по картине, причем разбил стекло в рамке, в которой помещена была картина. Показание Зимина о преступлениях Крупенина подтвердил свидетель крестьянин Иван Гаврилов Тюрин». По данному факту было возбуждено дознание по обвинению М.И. Крупенина в совершении преступлений, предусмотренных ст.ст. 246 и 248 Уложения о наказаниях. И такие случаи были не единичными. В одной из станиц Кубани после парада казаки «случайно» прострелили портрет Николая II и продолжили возлияния: надо полагать, упитые вусмерть казачкИ использовали императорский портрет как мишень. В другом случае в станичной школе получили по почте альбом с изображением императора верхом на лошади «в опрокинутом вниз головой виде». Наконец, в селе Филипповском крестьянин публично отхлестал императорский портрет, висевший в волостном отделении (наверняка, он тоже изрядно принял на грудь).


     С 1905 г. Кубанское жандармское управление начинает фиксировать случаи терактов в отношении как чинов полиции и жандармерии, так и частных лиц. Грабежи, разбои и вымогательства стали основным средством пополнения партийных касс террористических организаций анархистов и эсеров-максималистов. Так, в Кубанской области были ограблены и убиты купцы Стеценко, Данько, пристав Кузнецов и др. В Черноморской губернии, как отмечалось в официальном документе жандармского управления, «серьезные проявления были следующие: убийство грузчика Логана, поранение грузчика Асаула, убийство грузчика Сандро, поранение крестьянина Рымаренко, убийство крестьянина Деренченко и широкое вымогательство денег от местных капиталистов в сумме от 1000 до 100 рублей». 18 октября 1905 г. в Екатеринодаре был сожжен дотла дом популярного врача А.Я. Рохлина. 13 ноября 1905 г. около 22 часов на углу улиц Садовой и Кузнечной был обнаружен труп жандармского унтер-офицера М. Кучерова «с четырьмя ранами на голове и двумя на щеке». Все эти особо тяжкие преступления остались нераскрытыми. Теракты захлестнули областную столицу, а жандармское Управление оказалось не готовым к этому: секретная агентура своевременно не была введена в антиправительственные организации, а, стало быть, оперативная информация о готовящихся акциях либо не поступала, либо была несвоевременной.
     Крайне тяжелая обстановка, сложившаяся в Черноморской губернии и Новороссийске, заставила губернатора К.С. Березникова в конце апреля 1906 г. обратиться к начальнику Управления М.И. Воронину: «…имея в своем распоряжении лишь нижних чинов, нищенски оплачиваемых и к тому же известных всему городу, не имея ни филёров, ни средств на расплату за агентурные сведения, подполковник Николаев (помощник начальника Кубанского областного жандармского управления в Черноморской губернии. – авт.) признается в полном своем бессилии в раскрытии и прекращении довольно беззастенчиво ведущейся преступной агитации. В таком же положении находится общая полиция, ничего не получающая на сыскную часть и по организации своей мало пригодная для специальной политической службы». В этой связи губернатор просил «поставить жандармскую полицию в г. Новороссийске в такие условия, чтобы она могла отвечать своему назначению». Однако М.И. Воронин, сам пребывавший в смятении и растерянности, фактически умыл руки, ответив Черноморскому губернатору, что «помощник мой подполковник Николаев мною не стеснен в средствах для борьбы с пропагандой и для него… является полная возможность вести дела агентуры как следует».
     Обострение политической обстановки на Кубани привело к тому, что 7 декабря 1905 г. начальник Кубанской области и наказной атаман Кубанского казачьего войска генерал-лейтенант Д.А. Одинцов, на основании «Положения о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия» от 14 августа 1881 г., издал «Обязательное постановление для местностей Кубанской области, объявленных в положении усиленной охраны (г. Екатеринодар, х. Романовский и Тихорецкий, железнодорожные станции Екатеринодар, Кавказская и Тихорецкая)», где, в частности, указывалось:
     «1. Сходки и собрания (митинги) в общественных и городских домах, в садах, скверах, на улицах и площадях без дозволения местной полицейской власти, а также всякие вообще сборища, нарушающие правильное уличное движение трамваев, экипажей и пешеходов, – воспрещаются.
     2. Участники всех вышеупомянутых сходок, собраний и сборищ обязываются разойтись по первому требованию полицейской власти.
     3. Воспрещаются употреблять какие бы то ни было угрозы и насилия по отношению к служащим и рабочим с целью прекращения занятий и работ в правительственных и общественных учреждениях, на фабриках, заводах, в промышленных, торговых и тому подобных заведениях».
     Однако уже через три дня в Екатеринодаре началась общегородская забастовка, продолжавшаяся до 24 декабря и сопровождавшаяся массовыми демонстрациями и столкновением с войсками, приведшим к кровопролитию. Примечательно, что известный кубанский историк и профессор Б.А. Трехбратов утверждал в своей книге «Первые шаги…: Выступления армейских и казачьих частей на Северном Кавказе в период революции 1905–1907 гг.» (Краснодар, 1989), что «под влиянием революционных выступлений рабочего класса и крестьянства и все усиливавшейся агитации большевистской партии пробуждалось политическое сознание солдат и казаков, которым в планах самодержавия отводилась позорная роль палачей свободы, прислужников полиции, роль ударной силы в борьбе с революционным движением». Как видим, профессор не смог уйти от штампов советской идеологической демагогии, предполагавшей заведомую критику самодержавия и его государственных институтов – армии и полиции. Удивительно, но такая оценка была дана в 1989 г., в разгар перестройки и гласности, затеянной М.С. Горбачевым.
     Между тем, в условиях обострения напряженности от террористических актов и накала революционных страстей, как это не парадоксально, не произошел рост общеуголовных преступлений – в основном имели место кражи: умыкнули лошадей (33 случая), волов и коров (по 1 случаю). В течение 1905 г. жандармским управлением Кубани было возбуждено 171 дознание по делам о государственных преступлениях, к ответственности было привлечено 247 обвиняемых. В целом, конец 1905 г. ознаменовался резким усилением социальной борьбы на территории Кубани. После поражения Декабрьского восстания в Москве власти адекватно отреагировали на сложившуюся обстановку и увеличили репрессивные меры. Если к середине декабря 1905 г. только несколько городов и станиц Кубани были объявлены на положении усиленной охраны, то с 3 января 1906 г. вся Кубанская область, «за исключением городов Екатеринодара, Ейска, Анапы, Майкопа и Темрюка и линий Кавказской железной дороги», по приказу начальника области Д.А. Одинцова, в соответствии с «Положением о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия» перешла на военное положение, которое сохранялось до июля 1909 года.
     В июле 1906 г. полковник М.И. Воронин получил от директора Департамента полиции МВД М.И. Трусевича телеграмму, в которой сообщалось, что постановлением ЦК партии эсеров поручалось местным организациям «перейти к решительным действиям, направив их на возбуждение массовых беспорядков в крестьянстве и войсках, а также приступить к широкому партизанскому и массовому террору», а поэтому предписывалось «приступить немедленно к приобретению полезных сотрудников (секретных агентов. – авт.), особенно в войсках и среди крестьян». Кроме того, на «секретные» нужды отпускаемый аванс из Департамента полиции увеличивался в три раза.
     Несмотря на то, что жандармское управление испытывало определенные затруднения с «приисканием» секретных агентов, проведение оперативно-разыскных мероприятий приносило свои плоды. Так, например, летом 1906 г. в Екатеринодаре в столярной мастерской Есипова, состоящего «членом боевой дружины», а, проще говоря, террористической группы, в результате полученной агентурной информации, жандармы провели обыск, в ходе которого обнаружили «весьма искусно скрытую в столярном станке берданку, а также ружейные и револьверные патроны. Столяр Есипов был передан в распоряжение Начальника Кубанской области».
     Какой же вклад внесли секретные агенты кубанской жандармерии в дело борьбы с терроризмом? По морально-этическим соображениям мы сохраним их фамилии в тайне, хотя искренне полагаем, что деятельность их, далеко не всегда безопасная, во многом способствовала достижению позитивного результата и полномасштабной ликвидации террористов на Кубани. Хотя и среди агентов попадались откровенные проходимцы.
     Итак, к концу 1906 г. у помощника начальника Управления по Екатеринодару подполковника А.Н. Кормилева на связи находилось три агента: бывший атаман ст. Михайловской А.М. Ж-й (псевдоним – «Кавказский»), служащий Екатеринодарского железнодорожного депо И. К-в («Крымский»), крестьянин Воронежской губернии Т.М. П-й («Воронов»). Докладывая начальнику Управления об «агентурном наблюдении», осуществляемом в Екатеринодаре, А.Н. Кормилев отмечал, что «никому из сотрудников пока еще не удалось войти в центр организаций. „Кавказский” обнаружил многих лиц во время суда в г. Екатеринодаре казаков Урупского полка, дал возможность привлечь подрядчика Макрушина по 126 ст. Уголовного Уложения. В настоящее время работает по розыску бывшего учителя Тихорецкого ж.д. училища Троценко, а также имеет наблюдение за присяжным поверенным Ширским. „Крымский” обнаружил деятельность служащего в Екатеринодарском ж.д. депо Дроздова и дал возможность привлечь его по 126 ст. Уголовного Уложения Получаемые от „Крымского” сведения о других ж.д. служащих мною сообщаются начальнику Екатеринодарского ж.д. Отделения. „Воронов” поступил ко мне на службу всего с неделю – имеет некоторые связи с боевой организацией». Достаточно рискованную и опасную работу секретных агентов, внедренных в антиправительственные организации, можно показать на примере «Воронова». Внедренный в Боевую организацию партии эсеров он освещал все ее планы. В июне 1906 г. по его информации были арестованы некоторые из боевиков, которые разработали программу вооруженного восстания на случай роспуска II Государственной Думы. Подозрение в выдаче террористов пало на «Воронова», «обратившего на себя внимание тем, что последнее время он стал жить выше средств, получаемых им за работу на ссыпном базаре». На экстренном заседании эсеров было принято решение его ликвидировать. О «приговоре боевиков» подполковник А.Н. Кормилев доложил начальнику Управления М.И. Воронину, одновременно поставив в известность и самого «Воронова». Однако, «в 20-х числах июня... на „Воронова” было произведено вооруженное нападение, но нападавший был задержан; „Воронов” же получил тогда при борьбе с нападающим легкий удар по голове рукояткой револьвера». После этого случая «Воронов», по собственному желанию, в июле 1907 г. был откомандирован в г. Царицын, куда затем переехала и его семья. В октябре того же года он сообщил в Кубанское жандармское управление, что стал секретным агентом помощника начальника Саратовского ГЖУ в Царицынском уезде. Однако эсеры достали «Воронова» и в Царицыне, где в июле 1908 г. он был убит террористами. Такие случаи, к слову, были не единичны.
     В начале декабря 1906 г. помощник начальника Управления в Черноморской губернии ротмистр Давыдов обстоятельно докладывал М.И. Воронину о расстановке агентуры в своем регионе. На связи у Давыдова находились четыре агента под псевдонимами «Нестор Хмурый», «Назарий Жаковский», «Иван Савченко» и «Александр Пушкин» (вероятно, Давыдов горячо любил творчество нашего классика!). Давая вкратце характеристику деятельности каждого из агентов, Давыдов отмечал, что «первый работает с июня, а остальные – в период с июля по август. Из них один „Хмурый” с октября зачислен на жалованье в 25 рублей в месяц, остальные на жалованье не состоят и работают за особое вознаграждение, в зависимости от результатов, по 5–15 рублей в месяц, причем вознаграждения эти выдаются не каждый месяц, а в зависимости от услуг. „Хмурый” состоит членом организации социал-демократов. „Жаковский” дает сведения по группе социалистов-революционеров. „Пушкин” ведет знакомство с членами партий социал-демократов и социалистов-революционеров, но пока в организацию не вступает, а выдает себя за „внепартийного”. „Савченко”-же прекрасно знает город и жителей, а потому он работает, главным образом, по сбору сведений общего характера». Говоря о перспективах агентурной деятельности, Давыдов отмечал, что «„Хмурый” за короткое время зарекомендовал себя порядочным сотрудником и, хотя находится не у центра организации, путем знакомства с центральными силами сможет впоследствии дать многое. „Жаковский” хотя подчас и дает более-менее ценные сведения, но из него по всем данным не выработается сотрудника, годного для постоянной работы. Про остальных пока нечего сказать, т.е. будут-ли они работать или случайная нужда заставила их работать временно. Каждый из этих лиц знает только, что он состоит на службе, но не знает работает-ли он один или совместно с другими». Из приведенного видно, что деятельность органов политического розыска Кубани в сфере агентурных разработок неукоснительно базировалась на соответствующих инструкциях и циркулярах Департамента полиции по организации внутреннего наблюдения.
     В связи с тем, что к 1906 г. оперативная обстановка на Кубани крайне осложнилась, в августе полковник М.И. Воронин докладывал в Тифлис «заведывающему полицией на Кавказе» генералу М.П. Ширинкину, что «революционное движение настолько охватило всю Кубанскую область, что является неотложной необходимостью учреждение если не охранного отделения, то хотя-бы назначение специального офицера, который бы исключительно занимался агентурой. Помощник мой и я, имея на руках массу дознаний, переписку по канцелярии, хозяйственную часть Управления и много других побочных занятий, не имеем возможности отдаться делу розыска, как это надлежит в настоящее серьезное время, тем более, Кубанское Управление, обездоленное вообще личным штатом, в настоящее время находится без адъютанта, другими словами, мизерный штат еще уменьшен на одного работника». Принимая во внимание объективные трудности, испытываемые жандармским управлением Кубани, наместник на Кавказе граф И.И. Воронцов-Дашков распорядился откомандировать «для заведывания паспортною и розыскною частями в Новороссийском пункте» Кубанского жандармского управления полковника Ф.А. Засыпкина (штаб-офицера для поручений при помощнике по гражданской части наместника на Кавказе), который 23 сентября 1906 г. прибыл в Новороссийск. Но уже через месяц, 30 октября, он был отозван из командировки в Тифлис.


     Впоследствии Ф.А. Засыпкин оказал большую помощь политической полиции Кубани по борьбе с терроризмом, будучи начальником Екатеринодарского розыскного (охранного) пункта. «Обездоленное вообще личным штатом»,  Кубанское жандармское управление, тем не менее, закончило в 1906 г. 114 дознаний по делам о государственных преступлениях по обвинению 201 лица. Но это было только начало…